Валериу Лазэр о единственной устойчивой для Республики Молдова модели конкурентоспособности: Мы во всем должны быть лучшими

В пространном интервью бывший министр экономики, учредитель и исполнительный директор консалтинговой компании «Business Inteligent Service» Валериу Лазэр рассказал о соображениях, которыми в начале нынешнего десятилетия руководствовалось молдавское правительство, когда приняло решение относительно Ассоциации с Европейским союзом. Также наш собеседник изложил собственную точку зрения насчет одного из актуальнейших для молдавской экономики вопросов: Как справляться с внутренней и внешней конкуренцией в контексте DCFTA, а также других соглашений о свободной торговле, подписанных Республикой Молдова?

- Господин Лазэр, Соглашение о свободном товарообороте не только открывает отечественным товаропроизводителям доступ к европейским рынкам, но также предполагает и обратный эффект: европейские товары, которые зачастую более конкурентоспособные, попадают на молдавский рынок. В этой связи в общественном пространстве часто звучат призывы защитить отечественного товаропроизводителя, ограничив доступ зарубежной продукции на внутренний рынок. Сможет ли Республика Молдова развивать свою экономику, применяя протекционистскую экономическую политику, то есть, не допуская свободный товарооборот?

Торговый режим следует рассматривать в общей совокупности экономических политик. Для такой страны как Республика Молдова, по определению представляющей собой открытую экономику (мы очень сильно зависим от инвестиций/вложений), вполне естественно много импортировать. 

- А как насчет импортозамещения?

Давайте разберемся, что мы на самом деле импортируем? У нас очень высока доля инвестиционного импорта или импорта для промежуточного потребления, то есть того, чего у нас попросту нет. 

При разработке экономической модели страны опираются на имеющийся в наличии потенциал. Невозможно рисовать идеалистические модели. Приступая к развитию села, района, региона или страны, прежде всего, следует задаться вопросом: а чем ты располагаешь для этого? 

Чтобы разработать стратегию, план развития, документ насчет видения, следует опираться на имеющийся в распоряжении потенциал.
Речь идет, во-первых, о природном потенциале. Всем нам нужна энергия, ведь на самом деле она равнозначна национальной безопасности. У нас есть возможность обеспечивать лишь часть необходимой энергии – за счет возобновляемых источников, но это не более 20%. Кроме того, это происходит лишь в результате массивных инвестиций. Вот почему нам следует осознавать, что кроме сельхозугодий, которые являются природным фактором, естественным для сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности, мы, за небольшими исключениями, являемся импортерами природных ресурсов и разнообразного сырья. К примеру, у нас есть легкая промышленность, но мы не располагаем сырьем для нее. 

- Но ведь в свое время мы выжили и без такого импорта… 

Молдова отделилась от огромной системы, где было все. Но как только мы стали независимыми, нарушилась вся наша модель развития. Мы перестали быть частью огромной экономической системы, мы оказались одни и надо было исходить именно из этого. Были выявлены все серьезные недостатки/угрозы. 

Во-первых, мы достаточно ограниченный рынок и мы не производим ничего из того, что не производят наши соседи.

В таком случае наш природный и естественный потенциал требует открытости экономики, ведь мы зависим от импорта и от внешних рынков. Не менее важны при этом и масштабы производства. Возьмем, к примеру, выпуск соков. Когда я впервые занимал должность главы Минэкономики (в 2005-2006 годы – прим. ред.), тогдашний президент требовал решить проблему украинских соков, которые заполонили полки молдавских супермаркетов. Я объяснял, что мы ничего не можем сделать. Во-первых, украинцы производят для рынка, насчитывающего 50 млн. человек. С самого начала сырье, которое они закупают, дешевле в пересчете на единицу производства, издержки на одну единицу у них ниже, а они нас опережают только по этому компоненту. 

Говорят, что страна не становится развитой, если не обеспечено заданное соотношение между удельным весом промышленности и первичного сельского хозяйства. Если удельный вес первичного сельского хозяйства в ВПП ниже 5%, уже невозможно развиваться нормально. Следует выйти из этой структуры, так как производительность в промышленности, которая у нас низкая, но, тем не менее, в пять раз выше, чем в сельском хозяйстве. На тот момент данный удельный вес был равен удельному весу промышленности, которая к тому же не зависит от природных факторов. Не существует более-менее развитых стран, в которых доля первичного сельского хозяйства и доля промышленности сопоставимы. Учитывая такое положение дел, мы решили добиться индустриализации. Говоря об индустриализации, не нужно пренебрегать перерабатывающей промышленностью. Таким образом, после распада Советского Союза оказалось, что наша экономическая модель увязана с советской производственной системой, которая была относительно закрытой для Молдовы, ведь мы поставляли свою продукцию на рынок СССР. Оттуда же поступало и сырье. 

Мы не могли сохранять прежнюю структуру экономики, так как оказались в совершенно иной геоэкономической ситуации. Но, во-первых, повторю, у нас очень маленький рынок, чтобы мы могли позволить себе достаточно высокую отдачу, дающую возможность конкурировать на международном уровне с точки зрения цены. 

- А с точки зрения качества?

Разумеется, не следует забывать ни о потребителях. Если мы обеспечим надлежащий контроль качества как для отечественной продукции, так и для импортной, которая гораздо более конкурентоспособна, тогда следует признать, что импортная продукция дешевле и лучше. Необходимо найти баланс в стремлении защитить местных товаропроизводителей и местных потребителей. Разумеется, идеальный вариант предполагает, что внутренний товаропроизводитель обеспечивает самое высокое качество и самую выгодную цену. Мы должны этому способствовать, но не стоит обеспечивать протекционизм в ущерб качеству товаров, в ущерб потребителю. 

Итак, возвращаясь к первоначальной проблеме, скажу, что все наши попытки развивать экономику страны увязали в естественных недостатках/угрозах: ограниченность рынка, зависимость от импорта сырья и от рынков сбыта. Все были согласны с тем, что нам по определению суждено быть открытой экономикой. 

- А что означает «быть открытой экономикой»?

Это означает как можно меньше барьеров для импорта, в частности тарифных, и как можно меньше барьеров для экспорта. Другими словами, необходимо «раскрепостить» экономику, позволить бизнесу найти самые дешевые и выгодные вложения, самые лучшие рынки. Нормальный производитель обеспечит именно баланс межу стоимостью, ценой и качеством.

Как я уже говорил, мы – небольшой рынок, поэтому инвесторы не приходят, мы искали решение и нашли его в примерах других стран. Уже в начале нынешнего десятилетия нам пришлось выбирать между двумя интеграционными системами, в том числе выбирать вытекающий из них коммерческий режим. Однако благоприятные для нас интеграционные режимы предполагают определенные обязательства.

Соответствующие структуры навязывают определенные правила. Европейский союз выдвигает эти требования на свой лад. Нам устанавливают цивилизованные правила игры, которые нам подходят и которые соответствовали нашим интересам в качестве государства. 

И тогда мы приняли решение идти по пути европейской интеграции. Чтобы объяснить наш выбор, проведу параллель с родителями, которым предстоит отдать своего ребенка в школу и которые стоят перед дилеммой: отдать его в слабую школу, где он будет блистать на фоне остальных, или в сильную, где не будет лучшим, но в целом все равно будет лучше, чем в школе со слабыми учениками. Чтобы расти, нужно попасть в очень конкурентоспособные условия, где кое-кто сильнее тебя. 

- Некоторые сравнивали интеграцию в европейский рынок с тем, как ребенка бросают в воду, чтобы научить плавать.

Нужно понимать, что DCFTA предполагает больше, чем свободный товарооборот. Весь этот процесс связан с моделью развития страны: Где мы? Какие мы? Где видим себя в будущем? Соглашение не зря называется DCFTA или ЗУВСТ (Соглашение о зоне углубленной и свободной торговли). Мы интегрируемся в общеевропейский рынок. Кроме того, рыночная экономика – сиамский близнец демократии. Они не существуют друг без друга. Вот почему все гораздо глубже. И во всем этот процессе самую важную роль играет не торговля. В данном случае процесс важнее результата, ведь речь идет о процессе преобразования, о процессе модернизации. 

- Процесс преобразования Республики Молдова в конкурентоспособную экономику?

Верно. И со всем, что свойственно конкурентоспособной и развитой экономической системе. Мы практически предпринимаем то же самое, что предпринимали страны в процессе, предшествующем присоединению к ЕС, и в процессе присоединения к ЕС. Однако страны, которые ранее присоединились к ЕС, интегрировались по другой модели. Они вначале приступили к преобразованию учреждений, к демократизации в надежде на то, что, между тем, станет развиваться и экономика, которая поддержит этот процесс. Мы так не поступили, мы начали с политических реформ и реформирования администрации.

И мы получаем помощь на основании Соглашения об ассоциации, не имея четкой перспективы присоединения. На основании Соглашения об ассоциации происходят реформы, направленные на демократизацию, укрепление правового государства, гражданских свобод и т. д., однако экономическая интеграции немного опережает этот процесс (и мне кажется, что так правильно), чтобы обеспечить вначале необходимые реформы для получения относительно стабильной экономической модели, которая, в свою очередь, поддержит государственные учреждения, правовое государство, демократию, свободы и т. д. Теперь у нас происходит политическая ассоциация и торгово-экономическая интеграция, а это означает, что по масштабу реформ мы делаем то же самое, что сделали страны в процессе присоединения. С экономической точки зрения мы интегрируемся, однако с политической – ассоциируемся. 

- Но чтобы достичь уровня устойчивой демократии, если ее можно так назвать, необходимо появление достаточно сильного среднего класса, который однако, как мы видим, не спешит появляться. 

Допускаю, что мы были идеалистами, но и в прагматизме нам не откажешь. Меня считали евроскептиком, но я просто был реалистичнее, так как очень внимательно изучил опыт других стран. Я проанализировал различные модели интеграции, следил за процессом в странах, экономическая структура которых сопоставима с нашей и менталитет которых сопоставим с нашим. И я пришел к выводу, что у нас есть хорошие проекты: Польша, Хорватия, есть и более скромные примеры. А мы, по крайней мере, в Министерстве экономики следили очень пристально – конструктивно-критически.

Единственное, что мы можем обсуждать, это время, которое нам потребуется на осуществление соответствующих реформ, и рамок ресурсов для них. Ни одной стране не удалось покрыть программу интеграции с ЕС за счет собственных ресурсов. В такой ситуации мы попытались понять, по крайней мере, мои коллеги в Минэкономики, философию процесса интеграции. Это процесс преобразования Республики Молдова, ее модернизации, цивилизации, если хотите, путем интеграции, перехода на европейские стандарты. На одном из саммитов, состоявшихся в Крынице, нынешний председатель Европейского совета Дональд Туск, который в то время был премьером Польши, рассказал о том, какое определение он дает европейской интеграции. «Это означает высокие стандарты во всем и сильные учреждения, которым надлежит обеспечивать внедрение этих стандартов».

Это значит, что следует перенимать правила игры, обеспечивать наличие почти схожих с существующими у них учреждений (арбитры, регуляторы), применять очень высокие стандарты, а это означает очень конкурентоспособную среду. И после внедрения всего этого, когда инвестор приходит с намерением инвестировать в ЕС, они принимает в расчет и Молдову в качестве направления для своих вложений, так как мы – часть того же рынка. Производя в Республике Молдова, можешь автоматически осуществить внутреннюю поставку на этом огромном рынке с самой высокой в мире покупательной способностью. Тем самым мы решили самую большую макроэкономическую угрозу – проблему маленького рынка. Это оправдание практически не действует. И инвесторам известно, что со временем в Молдове, где действуют те же правила игры как в ЕС, где будет тот же уровень защиты инвестиций, где будут те же гарантии, в случае споров им обеспечат справедливое правосудие. 

- Однако в том, что касается правосудия, все происходит не так радужно. Можно ли говорить об эффективной интеграции без приведения правосудия в соответствие с европейскими стандартами?

Нет, рыночной экономики без независимого правосудия не существует.

- Так разве не это и есть ключевой момент?

Речь идет о процессе. Мы не можем стать другими в одночасье. Мы не можем жить сейчас так же как и европейцы, которые шли к этому столетиями. Не говорю, что нам нужно ждать сотни лет, мы можем подняться до их стандартов лет за 30. Это совершено реально. Однако необходимо проявить терпение, не нужно бежать из страны, надо принимать активное участие, надо меняться. Нельзя хотеть жить как в Европе, но бросать как раньше мусор на улице. Это преобразующий процесс. Продавать больше в Евросоюз не самоцель. Это цель, но не самая важная. Важны результаты этого процесса. Надо понять, что происходит, почему надо менять свой менталитет, становиться более эффективными, более цивилизованными и т. д. Вот почему я говорю, что важен не столько объем. Меня больше интересует, изменилась ли структура экспорта, я хочу увидеть, что мы перестали продавать сырье, что вырос уровень усложненности экспорта, что увеличилась добавленная стоимость. Хочу увидеть произошедшие структурные реформы, уровень новых предприятий, которые выпускают то, что мы не выпускали раньше, уровень роста в сфере менеджмента, уровень квалификации, менталитет. Но пяти лет для этого слишком мало. 

- Но вы все же замечаете какие-либо изменения на этот счет?

Подвижки, несомненно, есть. Возможно, мы их не замечаем. Если говорить о DCFTA, то это процесс преобразований, он призван естественно интегрировать нас в рынок ЕС. Со временем мы сможем достичь уровня сопоставимости с ними. Мы не будем на уровне самых передовых стран ЕС. Однако наша цель – достигнуть среднеевропейского уровня. Чтобы у нас были обеспечены основные элементы. Почему в процессе евроинтеграции главные инвестиции шли в инфраструктуру? Потому что невозможно интегрировать территорию, но не строить при этом дороги, которые соединяют, невозможно интегрировать территорию и утверждать, что входишь в общее пространство, не имея таких же законов, которые функционируют, не имея учреждений, которые работают так же. Вот что означает быть частью чего-то – надо перенимать, заимствовать все, что там есть.

Именно так понимали мы пять лет тому назад философию этого процесса, мы взяли на себя соответствующее обязательство и добились на переговорах следующих двух вещей: период внедрения, за какое время перенимаем директивы ЕС, чтобы данный процесс был выполнимым, второй же момент связан с асимметрией интеграционного процесса, которая однако со временем сходит на нет. 

- В чем состоит эта асимметрия?

Говоря теоретически, ЕС открылся почти автоматически, а мы открываемся постепенно – по мере того, как даем местным предприятиям время приспособиться к новым условиям. Дело в том, что внедрение европейской директивы означает, прежде всего, инвестиции. Мы посчитали, что десяти лет будет достаточно для того, чтобы поднять свою конкурентоспособность до среднеевропейского уровня и чувствовать себя комфортнее. Но это выполнимо при условии, что мы помогаем предприятиям. Я говорил выше, что ни одной стране не удалось собственными силами и средствами преодолеть этот период. Следует реформировать учреждения, следует инвестировать в людей, а это означает, что им надо платить более высокую зарплату, их надо учить, им надо предоставлять инструменты для мышления и действия, они должны знать, что такое современная политика. А за 100 долларов квалифицированных, компетентных и неподкупных госслужащих не удержать. Рынок труда свободен и когда у хорошего специалиста есть возможность, он выберет работу в частной компании, где сможет получать 1000 евро, а не пойдет трудиться на государство за 300 евро в месяц. Разумеется, если он честный. Если согласится работать за 300 евро, возникнут небезосновательные подозрения насчет причин его выбора: им двигала благотворительность или все-таки желание зарабатывать больше другими способами? 

Вот почему надлежит инвестировать в госучреждения, обеспечивать публичную инфраструктуру, оснащать лаборатории, обучать людей и т. д. Это достаточно большие инвестиции.

Для такого преобразования у всех стран были достаточно серьезные средства. Структурные реформы проводят за счет структурных фондов, странам, находившимся в процессе, предшествующем присоединению, предоставляли средства, рассчитанные для соответствующего периода. Они присоединялись, понимая, что у них впереди период вызовов. Им помогали и на этапе, последовавшем после присоединения, им выделяли средства на сплочение и т. д. Всем этим набором средств, которым располагали страны, присоединившиеся до нас, мы не располагаем или же располагаем в гораздо меньших объемах. Мы попали в другой период, сейчас на уровне ЕС существуют другие приоритеты, но мы совершали и собственные глупости, поэтому больше не пользуемся прежним доверием.

- И как можно справиться в подобной ситуации?

Мы приняли решение обозначить приоритеты. На этапе, предваряющем подписание, мы указали, что наша самая проблема – конкурентоспособность, мы заимствовали опыт Ирландии и по собственной инициативе разработали дорожную карту повышения конкурентоспособности. 

Это был довольно сжатый документ, в котором мы указали, где у нас отмечаются проблемы, разработали для себя достаточно четкий пакет мер, которые необходимо принять для повышения своей конкурентоспособности. Программу повышения конкурентоспособности мы сообразовали с 10 годами, отведенными на внедрение DCFTA. С тем документом мы отправились в Брюссель, его одобрили и мы в итоге представили главные рамки политик, нацеленных на повышение уровня конкурентоспособности. 

Такова была логика. Мы отлично понимали, что открываем возможности, мы отлично понимали, что открывая их, мы осознанно возлагаем на себя соответствующее обязательство и я по-прежнему утверждаю, что хорошим можно быть только в конкурентоспособной среде. 

- Зачастую, однако наша конкурентоспособность сводится лишь к дешевой рабочей силе.

Да, кстати надо отказываться от модели, опирающейся на производственный фактор, что означает, во-первых, низкую зарплату. Такая модель быстро исчерпает себя, она не отличается устойчивостью. Следует как можно быстрее достичь уровня конкурентоспособности, опирающегося на инновации, современные технологии, инвестиции в людей, то есть уровня, который опирается на эффективность. С моей точки зрения, за минувшие пять лет в этом отношении у нас очень скромные результаты. 

Дело в том, что три года из пяти мы потеряли по собственной глупости. По меньшей мере, два года мы находились в изоляции и у нас не было объема ресурсов для развития, он был несравненно ниже запланированного и несравненно ниже необходимого. Затем последовал период, когда доноры выделяли очень маленький объем ресурсов на развитие.

Тем не менее, в общих чертах, полагаю, подход был правильным. Однако из-за собственных внутренних ошибок, в том числе из-за кражи миллиарда, мы частично утратили доверие к себе. С другой стороны, последовал другой подход со стороны Европейской комиссии, возникли и другие факторы, такие как эмбарго со стороны Российской Федерации. По сути, мы не ожидали такого масштаба эмбарго, мы ожидали небольших сложностей, но не в такой мере, так как ничто не предвещало то, что на самом деле последовало. 

Ввиду философии процесса, который мы называем DCFTA, Европейский союз не открывает рынок просто так и не ждет, когда же европейские товаропроизводители хлынут в Молдову. Вместе с тем, ЕС и другие доноры предоставляют достаточно большой объем ресурсов, чтобы помочь нам интегрироваться. Для сравнения скажу, что у нас есть

Соглашение о свободной торговле и с Российской Федерацией. В данном случае все просто. Мы взаимно отрываем рынки, отменяем ввозные пошлины и начинаем продавать как можно больше на рынке, который открылся перед нами. То же самое делают и остальные и посмотрим, кому это удастся в бóльшей степени. В случае DCFTA все совершенно иначе. ЕС открывает рынок почти полностью, Республика Молдова открывает его постепенно на протяжении 10 лет и все это время ЕС, а также другие доноры выделяют ресурсы на повышение конкурентоспособности молдавской экономики. Вот в чем разница. Нам предстояло стать конкурентоспособными при содействии ЕС. Действительность же, как оказалось, немного отличается от того, что мы первоначально задумали. И тому есть несколько причин. 

- Не только из-за миллиарда?

Не только, но миллиард наверняка сыграл важную роль. Простите, но кто предоставит нам крупные средства после того, что тогда случилось?

- И все же, если вернуться к вопросу о низкой конкурентоспособности молдавского товаропроизводителя, то в какой мере его можно защитить в условиях DCFTA? Допускает ли соглашение инструменты защиты, за исключением тарифных? 

Не забывайте, что мы состоим и во Всемирной торговой организации (ВТО). Мы давно перешли на правила цивилизованной торговли, а общая политика с этой точки зрения – на мировом уровне и на уровне ВТО – заключается в поэтапной отмене таможенных пошлин. Таможенные пошлины искажают свободную состязательность. Это ясно. Однако некоторые страны, преимущественно в популистских целях, прибегают к так называемым мерам защиты отечественного товаропроизводителя. Вместе с тем, не следует забывать, что во внешнеторговые отношения опираются на принцип зеркальности. То есть, к примеру, если мы вводим таможенные пошлины на импорт из Украины, то должны быть готовы к тому, что и они сделают то же самое. Однако наша зависимость от Украины гораздо выше, чем ее зависимость от нас, поэтому наши потери окажутся гораздо выше. Вот почему мы не можем себе такое позволить. В общих чертах если говорить о пошлинах, то все страны стараются снять таможенные пошлины на сырье при ввозе и если им позволяет пространство переговоров. Лишено смысла устанавливать пошлины на сырье, в котором нуждаешься, и на поступающие инвестиции.

Если рассматривать структуру импорта, мы заметим, что на 70% она состоит из этих вложений, и тогда мало что остается. В настоящее время политика на уровне ВТО немного изменилась, но в целом тренд остается тем же: государства отказываются от пошлин для торговой защиты, но повышается уровень так называемых нетарифных методов. ЕС защищает своих граждан. Требования насчет качества продукции очень высоки. Кто соблюдает их, продает без проблем, при этом не существует никакой дискриминации. Разумеется, и внутренним товаропроизводителям надлежит автоматически соблюдать эти требования. И это правильно, ведь каждой стране пристало заботиться о качестве продукции, потребляемой ее собственными гражданами. Когда повышаешь стандарты, создаешь у себя очень высококонкурентную среду, но никто не может тебя в чем-то упрекнуть, ведь ты заботишься о гражданах. 

- И мы в какой мере можем использовать эти инструменты защиты?

Если заглянуть в дорожную карту повышения конкурентоспособности, то самые серьезные сложности у нас именно там, то есть в плане метрологии, стандартизации и технических регламентов насчет качества товаров. Это наше уязвимое место, наша Ахиллесова пята. В этом смысле кое-что уже было предпринято. Некоторые производители предлагают качественную продукцию, которая соответствует европейским требованиям, они модернизировали свои процессы, заменили оборудование, обучили персонал, но если ты не можешь сертифицировать этот продукт/товар, если национальная система сертификации не признана на международном уровне, не были сделаны необходимые инвестиции в людей, в лаборатории, то эти продукты/товары невозможно сертифицировать какими бы качественными они ни были. В данном случае нет второстепенных вещей – важны все. Государству надлежит осуществить свою часть инвестиций, а где это возможно, оно может передать эту инвестицию частному сектору, чтобы создать услугу.

Существует так называемая критическая инфраструктура, которую в состоянии обеспечить только государство. Речь идет об определенных инвестициях, которые частный сектор может окупить в течение продолжительного периода. Государству следует создавать, развивать и поддерживать эту инфраструктуру.

С другой стороны, существует проблема и в частном секторе. Он вроде начал процесс модернизации, но если открывается российский рынок, который не требует очень высоких стандартов, товаропроизводители переключаются на этот рынок и процесс прерывается. Проблема в менталитете. Люди устремляются туда, где им проще, но не думают о перспективах. 

Вместе с тем, процесс интеграции происходит, однако, увы, не теми темпами, которыми хотелось бы. Это обусловлено всеми перечисленными выше обстоятельствами. В 2013 году мы ожидали, что это произойдет за 10 лет, однако, по крайне мере, три из пяти минувших лет мы уже потеряли, а в остальные два года продвигались гораздо медленнее, чем хотелось. Поэтому очень многие бизнесмены устремляются в Румынию, где находят несравненно больше возможностей для развития. В итоге молдавский фермер открыто конкурирует с румынским или болгарским, но имеющиеся в наличии у последних двух преимущества несравненно выше. Именно в этом и заключается самый большой вызов, который существует в настоящее время. 

- К наиболее значимым преимуществам, которые DCFTA приносит нашей стране, относится повышение конкурентоспособности отечественной продукции, которая начнет на равных конкурировать с зарубежной. Есть ли у молдавской экономики в запасе достаточно времени и средств, чтобы за разумные сроки начать конкурировать с европейскими товаропроизводителями?

Мы уже конкурируем. Если бы мы не конкурировали, тогда в прошлом году наш экспорт на европейский рынок не составил бы почти 69%. С другой стороны мы еще достаточно конкурентоспособны в том, что касается отдельных товарных сегментов, лишь исключительно благодаря фактору очень дешевой рабочей силы, то есть ввиду очень низкой заработной платы. Все проекты, такие как «Draexlmaier», «Sumitomo» и другие, стали для молдавской экономики клапаном, но в долгосрочной перспективе я рассматриваю их как переходный период, чтобы у экономики появилась необходимая передышка, ведь одновременно с этими инвестициями происходит и трансфер технологий. А мы между тем должны научиться производить собственные бренды, добиваться более высокой добавленной стоимости, чтобы могли себе позволить выплачивать более высокую зарплату. 

Нам давно следовало перейти на модель развития, опирающуюся на эффективность, давать людям знания, чтобы приходили иностранные инвестиции, приносящие современные технологии, для того, чтобы обеспечивать достаточно добавленной стоимости и повышать производительность. В промышленности измерять производительность очень просто: сколько деталей человек может изготовить за 8 часов работы. Прежде чем приступить к вложениям, инвестор сначала сравнит, сколько деталей выпускает рабочий в Македонии, Румынии, Болгарии и Молдове. В данном случае Молдова не окажется в преимуществе, если не разыграет свою карту дешевой рабочей силы. 

- Почему такое происходит? Даже в компаниях с немецким капиталом, осуществляющих деятельность у нас, таких как «Draexlmaier», производительность гораздо выше, чем на предприятиях с отечественным капиталом, не говоря уже о государственных.

Проблема в менталитете и в культуре бизнеса. В последнее время на международном уровне среди экономистов обсуждается, хороша ли практика, которую правительства применяют все чаще, то есть повышение заработной платы в административном порядке путем установления минимальной зарплаты. Хотя я сторонник экономического либерализма, в этом вопросе согласен. В данном случае я социал-демократ. И объясню, почему и как действует эта цепочка. Я и сам предприниматель и понимаю, что если не стану платить людям зарплату, которая время от времени повышается, потеряю их и, в конечном счете, потеряю свой бизнес. Я на это смотрю очень прагматично. В сфере консалтинга если не обеспечиваешь руководителю департамента порядка 1000 евро, ты его теряешь. По своему интеллектуальному уровню, по уровню своей подготовки, он, возможно, заслуживает даже больше. И тогда мне в качестве предпринимателя надлежит заботиться о повышении зарплаты своему персоналу. Однако для этого мне нужно еще и обеспечивать их современными производственными факторами.

Если говорить о промышленности, то человек не может обеспечивать высокую производительность без сочетания двух вещей: современных технологий и знаний. То есть мне нужно инвестировать в технологии и обучение персонала (одно без другого ничего не стоит), тем самым, обеспечивая ему необходимые условия для того, чтобы он обеспечил мне, в свою очередь, высокую производительность. Иначе дело не пойдет. Если платишь мало, теряешь в плане конкурентоспособности. Но если я начинаю платить более высокую зарплату, на меня в качестве менеджера растет давление. Теперь мне необходимо обеспечивать решения для того, чтобы мой бизнес не обанкротился, а для этого он должен отличаться более высокой отдачей.

Итак, мне нужно думать, нужно найти более разумную и продуманную линию ведения бизнеса, выбрать более хорошее оборудование, не бояться инвестировать в людей. Повышение заработной платы оказывает давление на менеджмент, которому надлежит быть более эффективным. Развитые страны давно это поняли. Чтобы у тебя работал хороший персонал, необходимо платить ему более высокую зарплату, а для этого нужна более высокая добавленная стоимость, что требует повышения производительности, и, в конечном счете, для этого следует вкладывать средства в оборудование и обучение персонала. И эта цепочка, действительно, работает. 

И у нас представители компании «Draexlmaier», которая постоянно инвестирует в обучение (передовые технологии у них были с самого начала), утверждают, что этот процесс работает. У нас люди достаточно толковые, несмотря на отсутствие промышленной традиции. Хуже у нас обстоят дела с дисциплиной. Вот почему, подытоживая, можно сказать, что огромная проблема молдавской модели конкурентоспособности состоит в том, что мы делаем ставку на дешевый производственный фактор, а эта модель никуда не ведет, ведь данное преимущество быстро исчерпает себя. 

- И в чем же заключается альтернатива?

У нас нет иного выхода. В случае Республики Молдова единственная надежная модель конкурентоспособности – во всем быть лучшими. Но чтобы это произошло, нам нужны серьезные инвестиции, а также благоприятные инвестиционные рамки. Несомненно, необходимо инвестировать в людей, но только у нас есть еще одна проблема: если инвестировать в людей, в их образование, но не обеспечивать им и благоприятную среду для жизни, они уедут. Посмотрите, что происходит. В детских садах мест не хватает, но по завершении гимназического цикла дети начинают уезжать. И вместо того, чтобы генерировать экономически активное население, мы тратим огромное количество государственных и частных денег на то, чтобы молодежь уезжала и приносила добавленную стоимость экономике других стран. Вот почему недостаточно обеспечить лишь систему образования, людям следует обеспечивать и условия. 

И тут мы опять возвращаемся к проблеме правового государства, правосудия и т. д., ведь для своего развития экономика нуждается в инвестициях, а для этого нужны как можно более дружественные регулирующие рамки, менее коррумпированное государство, как можно более справедливое правосудие и т. д. И вот мы опять вернулись к аксиоме, которая гласит, что рыночная экономика и правовое государство неотделимы. 

- Есть ли у молдавской экономике конкурентоспособные преимущества, способные помочь ей подняться до европейского уровня?

Скажем так, маленькие страны такие как Молдова никого не удивят крупномасштабными проектами. Мы можем удивлять только уникальной продукцией. У нас должно происходить как раз наоборот, а не так как сейчас, у нас должен быть культ качества. Мы во всем должны быть лучшими. Если мы производим вино, оно должно быть лучшим в регионе. У нас не может быть маркетинговой модели страны, делающей ставку на большие объемы. Мы должны производить все уникальное и очень хорошее. То есть делать нечто эксклюзивное и инновационное. 

- Но какие именно недостатки или слабые стороны мешают нашей стране двигаться вперед?

Самый главный недостаток связан с тем, что мы не улучшили инвестиционный климат в достаточной мере. Существует инструмент, который измеряется посредством капитальных инвестиций в соотношении с ВПП. Чтобы страна считалась быстроразвивающейся, соотношение между долгосрочными материальными инвестициями и ВВП должно быть не ниже 30%. У нас должен быть такой удельный вес инвестиций для прорыва в развитии, чтобы преодолеть все недостатки, существующие у нас в настоящее время. Людям хочется достойных условий, современной инфраструктуры здесь и сию минуту. Иначе они уезжают из страны. А это означает, что в самое ближайшее время мы должны массивно инвестировать – в инфраструктуру, в образование, в деловую среду. А это, в свою очередь, значит, что должны существовать нормальные отношения, что должны проводиться реформы, с тем, чтобы донорские структуры предоставляли необходимые ресурсы для инвестиций. Иначе, я повторю, собственными средствами никому не удавалось сделать такие массивные инвестиции. И такие ресурсы имеются, есть инвесторы, которые могут их нам представить. Но только мы не должны делать глупости и дискредитировать себя.

- И в этом смысле, каковы оптимальные решения для того, чтобы DCFTA способствовало по мере возможного повышению конкурентоспособности молдавской экономики?

Необходимо как можно больше инвестиций, а их можно привлечь за счет адекватного поведения со стороны государства, которое позволит осваивать имеющиеся в наличии ресурсы. Они имеются, просто не нужно их упускать. В 2013 году Республике Молдова добилась самого высокого роста ВВП за свою историю. Как такое стало возможным? Речь не идет о чуде. Отнюдь. Просто в 2009 году мы разработали программу преодоления кризиса и восстановления экономики, в 2010 году занимались реструктуризацией того, что нам следует сделать, объявили программу «Rethink Moldova» («Перезагрузка Молдовы»), в соответствии с которой перенаправили на инвестиции 1 млрд. евро в различных формах. А 100 тысяч, вложенные в инфраструктуру, четырехкратно увеличиваются в соответствующем году и в следующем. Это значит, что нам необходимо инвестировать в долгосрочную конкурентоспособность, в инфраструктуру и т. д., вкладывать в образование (где мы начали реформу), и тогда мы получим и долгосрочные результаты, и незамедлительные, которые запустят двигатели экономики.

Прокладка 100 км дороги обеспечивает работу добывающей промышленности, транспортной сферы, строительной промышленности. То есть, если мы вложили хотя бы миллиард евро в год (и это достаточно реально), то подвижки были бы достаточно заметными. Ведь сейчас существует готовность финансировать нас, партнеры по развитию настроены доброжелательно насчет оказания нам помощи, нам необходимо только внушающее доверие правительство, которое придерживается верных ценностей и принципов, которое ведет себя честно. Ресурсы существуют, другие страны хотят нам помочь. Им нужна только уверенность в том, что мы способны правильно использовать эти ресурсы и что у нас есть видение. Евросоюз и США готовы нам помочь, теперь остается, чтобы и нам захотелось помочь себе.

Посмотрите на пример Ирландии. До 70-х годов прошлого столетия она входила в число наиболее отстающих европейских стран. Но они мобилизовались и поставили перед собой задачу за 30 лет стать развитым государством. Хочу сказать, что если существует видение, тогда за 30 лет вполне реально, что страна изменится до неузнаваемости. И для этого не нужно делать какие-то чудеса. Необходимо только все делать правильно и осваивать имеющийся потенциал. Вполне реально направить 1-2 млрд. евро в год на различные инвестиции. А благодаря этим инвестициям через 10 лет экономика будет рокотать. 

Благодарю за интервью. 
Беседу вел Ион Кишля 

Disclaimer
За содержание настоящего материала отвечают исключительно авторы и он не представляет собой точку зрения Европейского союза.